Один вечер в Амстердаме [= Богиня любви, или Она не прощает измен ] - Алена Белозерская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Умело они его обложили.
— Если Зеф узнает, что у тебя есть дочь, а он об этом узнает, то обязательно попытается надавить, чтобы ты выдала Генриха.
— Знаю, — хмуро отозвалась Эльза, и Макс впервые увидел, что ее лицо потемнело от напряжения.
Он подошел к ней и обнял за плечи. Ласково дотронулся до ее лица, отодвинул челку в сторону, проведя пальцами по шраму, который начинался у кромки волос, пересекал весь лоб, висок и заканчивался у самого уха. Эльза отстранилась и вышла на террасу. Подошла к перилам и облокотилась о них. Макс остановился рядом.
— Как поступишь? — спросил он.
— Завтра прикажу, чтобы приготовили самолет. Лечу в Петербург.
— Мы же недавно были там.
Эльза вспомнила встречу с дочерью в Михайловском саду. Тогда она впервые подошла к ней так близко, впервые дотронулась до нее. Память еще долго будет хранить этот сладостный момент.
— Мне необходимо встретиться с Войтовичем, иначе он наделает глупостей. Не хочу, чтобы от его опрометчивых решений пострадала Рита.
— Значит, решила открыться мужу? — Макс испытующе посмотрел на Эльзу.
— У Эльзы ван дер Ассен только один муж — Генрих. С Павлом Войтовичем меня связывает лишь Рита. И эту нить я оборву, когда увезу ее с собой.
Ирма впервые пригласила Войтовича к себе домой. Неизвестно отчего, но ей вдруг захотелось, чтобы он увидел, как она живет. До этого она сходила в магазин, купила фрукты и вино. Некоторое время постояла перед прилавком с мясными изделиями и, недолго поколебавшись, решила, что ужин Войтовичу готовить не станет. Она и себе не готовила, обедала в ресторане, а об ужинах часто забывала. Продуктов у Ирмы дома не было. Шкафчики в кухне пустовали, и в них она не заглядывала, лишь изредка протирала пыль.
С непонятным внутренним подъемом она ожидала появления Войтовича, и с улыбкой вспомнила его удивление, когда предложила навестить ее. Ей даже показалось, что он растерялся. «Странные мужчины, — подумала она. — Когда гонишь их от себя, они обижаются и злятся. Когда зовешь к себе — теряются и становятся похожими на юнцов, которым впервые предлагают улечься в постель».
Ирма выложила фрукты на большое блюдо, достала из шкафчика бокал для вина и стакан. Войтович любил более крепкие напитки, поэтому сухое белое вино Ирма купила для себя, Войтовичу же приготовила бутылку хорошего виски двенадцатилетней выдержки. Покрутив бутылку в руках, с улыбкой наблюдая, как напиток заиграл в свете лампы, Ирма передумала пить вино и достала еще один стакан. Сегодня она составит Войтовичу компанию, конечно, если он не испугается и все-таки появится.
Она посмотрела на часы. Павел задерживался на полчаса, причем не предупредил о своем опоздании. В последние два дня он был странно задумчив и молчалив, не замечал происходящего вокруг него и даже никак не отреагировал на ссору Ирмы и Авилова, хотя на это сложно было не обратить внимания. Они так громко кричали, что если бы не звуконепроницаемые стены кабинета, то сотрудники всей фирмы были бы детально осведомлены о том, как они ненавидят друг друга. Вернее, кричал Авилов, Ирма лишь слушала его вопли.
Сергей Аркадьевич со странным волнением воспринял приказ Войтовича приостановить деятельность.
— В порту стоит груз! — кричал он. — Куда его? За борт?!
— Все, что готово к отправке, — спокойно отвечала Ирма, с неприязнью глядя на его красную от возмущения шею, — или тот товар, который сегодня прибудет в порт, решений Павла не касается. Остальные поставки замораживаются на неопределенный срок.
— Вы с ума сошли!! На подходе партия из Азии, — Авилов уже понизил голос, понимая, что криками ничего не добьется.
— Я знаю, Сережа. Мы передали ее другой секции.
— Что?! Почему мне об этом не сказали? И, между прочим, мы уже оплатили товар! — он снова закричал и на пальцах показал сумму, которая ушла с банковских счетов.
— Не из твоего кармана, — отрезала Ирма, поднялась с кресла и указала рукой на дверь. — Пошел вон отсюда! Твое дело выполнять приказы, а не обсуждать их. Если бы ты был вправе решать вопросы подобного уровня, то занимал бы место Павла, а не работал у него на подхвате.
Она ни на секунду не пожалела о том, что произнесла эти слова вслух. Авилов уже давно напрашивался на подобную резкость. Ирма не боялась последствий и все же понимала, что напряженность в отношениях скажется на их деятельности. Войтович, находящийся в странном апатичном состоянии, предпочел не вмешиваться в размолвку. Это беспокоило Ирму больше, чем злые проделки, которых следует ожидать от Авилова.
Она снова посмотрела на часы и, не выдержав, набрала номер Войтовича. Тот не ответил, но уже спустя минуту позвонил в дверь. Ирма с таким облегчением упала ему в объятия, что удивила не только его, но и саму себя.
— Павел, — прошептала она, целуя его, — ты задержался. Я уже начала думать, что ты не желаешь меня видеть.
Войтович с нежностью посмотрел ей в глаза и закрыл за собой дверь.
— Глупая, — сказал он. — Если бы у меня была возможность, я проводил бы с тобой каждую минуту дня и ночи.
— Ты голоден? — спросила она, взяв его за руку, и внезапно пожалела о том, что не приготовила для него ужин.
— Нет, — он покачал головой и улыбнулся. — Может, не станешь держать меня на пороге?
— Конечно, проходи, — засуетилась Ирма, сделала шаг в сторону, но руку его не отпустила.
— Ты сегодня очень странная.
— Не более чем ты. Что происходит?
Войтович прошел в гостиную, остановился у стены и огляделся. Комната была очень похожа на Ирму: строго функциональная и холодная. Он повернулся к женщине, ожидающей ответа, и вытянул руки вперед, прося подойти. Ирма быстро подбежала и прислонилась лбом к его груди. Войтович гладил обнаженные плечи своей молодой подруги и молчал, потом сделал шаг назад и улыбнулся.
— Тебе очень идет это платье, — сказал он, обведя взглядом ее фигуру. — Выглядишь романтично.
Ирма закружилась, и легкая ткань мгновенно взлетела вверх, обнажив стройные загорелые бедра. В эту минуту она была похожа на амазонку, которая примерила необычное амплуа мечтательной кокетки. Непохожая на себя, эмоциональная и трогательная, Ирма вызвала у Войтовича такой прилив нежности и любви, что он глубоко вдохнул и опустил взгляд, не в силах справиться с чувствами.
— Павел, — Ирма дотронулась пальцами до его подбородка, заставляя посмотреть на себя, — я обеспокоена.
— Марина — мать Риты, жива, — сдавленным голосом произнес он.
Ирма усмехнулась, мгновенно догадавшись, что это и есть та новость, которая терзает его уже несколько дней.
— И ты вспомнил, что все еще любишь ее и не знаешь, как сказать мне об этом?
— О чем ты говоришь?! Она отсутствовала восемнадцать лет. Никакие чувства не способны… — Войтович закрыл лицо руками и застонал. — Не в этом дело.